ПЕРВАЯ ЛОГИКА ИЛИ ТРЕТЬЯ ЛОГИКА?

— Для настоящего зануды шестой коммент — далеко не предел.
С тем, что «не орден» — соглашусь сразу. Собственный психотип — всегда не орден. Кроме, наверно, 25-го, но до него нам как до Луны пешком.
Настоящий орден — это не собственный психотип, а точное попадание в цель с психотипом спутника(цы) жизни.
А вот с этого места начинается самое интересное. Как определить психотип другого человека? Что можно предложить кроме интуиции?
Короче, нужна нормальная методика. А то ведь это форменное позорище: спорить о психотипе правителя, который и интервью уже много за свои 13 лет царствования раздал, да и вообще из зомбоящика почти не вылезает.
Без методики всё это чистое шаманство. Ещё приправить астрологией, и можно нести на «настоящий мистический» ТВ3.
Доколе будем на кофейной гуще гадать о психотипе «клиентов?

— Так Вы же у нас по части синтеза. Вот Вы и предлагайте методику, зачем же чужих мнений спрашивать? Публика ждет от Вас «сверкающей истины»!

— Ну… это… короче… я всё придумал Насчёт «всё» шучу, конечно, но целеположить и нарисовать первый вариант «дорожной карты» уже можно. Но это, сами понимаете, не 15 минут.

— Если Вы лао-цзы, то почему Вы еще здесь? а если у Вас первая логика, то почему Вы еще не рассказали всё, что придумали? Где же Ваше «презентовать публике сверкающую истину и вразумить заблуждающихся»? Почему Вы нас еще не вразумили?

(оборачиваясь к публике) Все мы, каждый по своей Третьей функции, склонны к нескончаемому диалогу (это и есть, по Афанасьеву, процесс, в котором не обязателен результат).

«У меня, как мы все помним, по одной версии (правильной) — ФЭЛВ, а по другой (тоже правильной) — ЛВФЭ».

Затруднение сделать выбор между двумя версиями — и есть главный признак 3 Логики…

Это был, по рассказам, человек, настолько погруженный в математику, что не замечал больше ничего вокруг. Вот, например, как он рассказывал о своих штудиях:
«В 1915 году мы занимались функциональными рядами, а в 1916 году — ортогональными рядами. А потом наступил тысяча девятьсот семнадцатый год. Это был очень памятный год в нашей жизни, в тот год произошло важнейшее событие, повлиявшее на всю нашу дальнейшую жизнь: мы стали заниматься тригонометрическими рядами…»

По рассказам свидетелей, он так глубоко задумывался во время письменных экзаменов, что студенты списывали прямо у него. А когда ему на это указали, он не поверил, что такое возможно.

А во время устных экзаменов он не смотрел на лица отвечавших, и студенты повадились сдавать один вместо другого, так что в какой-то момент Меньшов удивился: «Почему я вижу эти желтые ботинки уже в четвертый раз?»
(Источник: http://avva.livejournal.com/2997265.html)

Эта рассеянность, характерная для Первой Логики вообще, особенно характерна для типа ЛВФЭ, к которому, видимо, и принадлежал Д.Е. Меньшов.
Внешность его весьма характерна для 3Ф:
https://www.google.co.il/search?….AUICCgB

Надеемся, что эта яркая иллюстрация поможет исправить ошибку самотипирования тем, кто ошибочно считает себя «лао-цзы».

Думающий Андрей Дмитриевич, глубоко погруженный в размышления — это было особое зрелище. Мне при этом хоть, правда, и вспоминались иногда «Мыслитель» Родена и пророки Рафаэля в Ватикане, ставшие как бы эталоном такого состояния человека, но вспоминались только как пародия, как полное непонимание процесса созидания, точнее — появления идеи. Кто-то писал, что у Нильса Бора, когда он глубоко задумывался, как бы распрямлялись все мышцы лица, отвисала нижняя челюсть и — это не мои слова — «становилось лицо клинического идиота».

И это понятно — на этом уровне, и у таких людей, мышление ведь не состоит в сознательном переборе вариантов (поза «Мыслителя»), а как бы в отключении сознания, в предоставлении свободы подсознанию. Такой вид иногда бывал заметен и у АД во время телевизионных передач со Съезда народных депутатов, но, как рассказывали операторы, они, не понимая в чем дело, старались в такие моменты отвести камеру: зрелище слишком интимное, словно подсматриваешь в щелку…
В это время он как бы отключался от внешнего мира. Не могу забыть, как он стоит, задумавшись, и пытается засунуть в карман вместо платка длиннющее кухонное полотенце, которое моя жена тщетно пытается молча у него отобрать.
Мне не раз доводилось видеть задумавшегося АД, главным при этом было — ему не мешать. Говорят ведь в шутку, да это не совсем шутка, что количество и тип идей, приходящих в голову, одинаковы у гения и у идиота, отличие лишь в их отборе, в селекции. И вот в этом отборе, точнее в смелости отбора, АД был особенно удивителен: были ведь великие физики, исключительно быстро подсчитывающие варианты расчетов — Дж. фон Нейман, Э.Ферми, Л.Д.Ландау, но были и такие великие ученые, которым требовалось много времени для ответа даже на относительно простой вопрос — Ч.Дарвин, М.Планк, Л.И.Мандельштам (ни один из них не смог бы, по-видимому, поступить в Израиле в университет, т.к. не прошел бы «психотест» за требуемое время!). АД, казалось, думал медленно: он как бы укладывал в голове всю картину физического явления или политической проблемы, но ответы его были точны, немногословны и прямо просились на бумагу («психотест» он, скорее всего, провалил бы). Потребность точно выражать свои мысли вынудила его даже предложение своей первой жене Клаве (она скончалась в 1967 г.) сделать письменно, передав ей письмо в руки.
Таким вы могли видеть его на трибуне, таким был он и в науке.
Однако, при конкретной постановке проблемы, без необходимости учета всех сопутствующих проблем и последствий, АД думал очень быстро. Вот пример: на какой-то из конференций Л.Б.Окунь устроил во время обеда своего рода сравнительную проверку быстроты расчетов — предлагал разным теоретикам решить задачу. (Если не ошибаюсь, она была такова: к стене прикреплена полоска резины длиною в 1 метр, ее начинают растягивать с постоянной скоростью без разрывов до бесконечности, к моменту начала растяжения по ней начинает ползти улитка со скоростью меньшей скорости растяжения, спрашивается: доползет ли она до края и за сколько времени?) АД выдал ответ за одну или две минуты, на бумажной салфетке, и опрос утерял свою актуальность. Такого рода задачи он предпочитал, скажем, псевдоинтеллектуальности шахмат, слишком сложных как игра и слишком простых и ограниченных как наука или искусство. Поэтому, например, отправленный на кухню рубить кочаны капусты для засолки, он задумывается над тем каковы соотношения между числом вершин получающихся многоугольников из капусты, их площадью и периметром (есть и такая публикация у АД). Или вдруг спорил со своим коллегой, замечательным и оригинальнейшим физиком Я.Б.Зельдовичем, что сможет все построения школьной планиметрии выполнить одним циркулем, без помощи классической линейки. (АД, видимо, не знал, что этот класс задач давно рассмотрен, но по характеру своему он очень не любил копаться в справочниках, считая — и не без оснований, что быстрее и интересней додуматься самому).

Прямых учеников у АД никогда не было — его ход мыслей был настолько своеобразен, что подражать ему было невозможно. С другой стороны, ему обычно, точнее в чисто теорфизических работах, не нужна была и чья-то помощь в расчетах: во-первых, он никогда не брался за скрупулезные уточнения каких-либо чужих теорий, ограничиваясь в большинстве случаев — и этого оказывалось обычно достаточным — оценками, ну, а во-вторых, он великолепно владел профессиональным математическим аппаратом — без того блеска, который был свойственен, скажем, Ландау, но всегда приводящим к цели. Поэтому он был всегда сам по себе, фактически одинок в науке, всего несколько статей написаны им в соавторстве и то, в основном, с Я.Б.Зельдовичем, с которым он так много общался по работе на объекте и дома, на соседствующих дачах.

АД был слишком ярко индивидуален, слишком занят своими размышлениями и, я бы сказал, слишком застенчив для того, чтобы иметь близких друзей, даже физиков. Таким разве что в аспирантские годы был П.Е.Кунин, переехавший затем в Ригу и как-то отошедший от научной работы (помню, какой блеск в его глазах, видимо потухших, проявлялся когда, это было в конце 50-ых, заговорили об АД, полностью еще засекреченном), а на объекте, как он рассказывал, много бывал с Ю.А.Романовым. Наиболее близким к нему с юности человеком был и оставался М.Л.Левин, блестящий и литературно одаренный физик, написавший замечательные по своей полноте и глубине воспоминания «Прогулки с Пушкиным» — имеется в виду не эссе Терца-Синявского, а преклонение АД перед великим поэтом и мыслителем, его знание всех деталей эпохи и творчества, вчувствование, если так можно выразиться, в них.

При этом он мог неограниченно долго и доброжелательно выслушивать собеседника, никогда из деликатности его не перебивая (резок он бывал лишь иногда на научных семинарах, да, вероятно, в политических дискуссиях, но я их не слышал).
Характерный эпизод здесь таков. Как-то на сухумском пляже, в середине 70-ых, я познакомился с милой супружеской парой из Ленинграда. Узнав, что я физик, а затем, что я знаком с АД, они, смеясь, рассказали такую историю. Студенческие друзья Елены Георгиевны, они, приехав в Москву, пришли к ней. ЕГ сказала, что вышла замуж и представила мужа, имя и отчество которого ничего им не говорили. Женщины завели свои дамские разговоры, а гость стал просвещать АД в особенностях вычислительной техники и таинствах какой-то вычислительной машины, над которой работал. Несколько часов АД очень тихо сидел в углу кухни (в крохотной и перенаселенной квартире ЕГ она играла роль гостиной) и терпеливо слушал, изредка кивая головой. Оба, по-видимому, были довольны: АД это не мешало думать над своими проблемами, а гость был воодушевлен интересом какого-то физика.
Прозрение гостей пришло позже, после разговора с еще одной общей подругой. АД извинений не принимал, смущенно говорил, что ему было очень интересно, и, как оказалось, даже кое-что запомнил. (Не знаю насколько справедливы рассказы о Юлии Цезаре, умевшем вести одновременно несколько дел, но после опыта общения с АД я готов в них поверить.)