ШКОЛА

Между тем очевидно, что далеко не всем школа полезна.

По-видимому, нынешняя школа (с ее лозунгом «Повторенье — мать ученья») полезна в основном Третьей Логике, да и то не во всех случаях.

Афанасьев писал: «Для начальной реформы обучения и воспитания достаточно будет ввести четыре типа школ, ориентированных прежде всего на развитие Третьих функций:
с риторо-математическим уклоном для 3-й Логики,
с театрально-художественным уклоном для 3-й Эмоции,
со спортивно-хозяйственным уклоном для 3-й Физики.
Что касается 3-й Воли, то она нуждается в чем-то вроде американских школ «свободного воспитания», т.е. школ, находящихся на полном самоуправлении, где дети приучаются к самостоятельному, освобождающему их скованную Волю, решению всех своих проблем».

Некоторым детям везет со школой, и они и при нынешней системе получают в школе более или менее то, что им нужно.

Но большинству детей не везет.
Вот найденное в интернете точное и трезвое свидетельство
(http://tintos.livejournal.com/100157.html):

«Учителя почти ничем хорошим не запомнились. Было среди них несколько неплохих. Но в основном запомнились обычные тётки, которым не было никакого дела ни до того, что они преподавали, ни до детей. Как и самой Школе. Она принесла больше вреда, чем пользы. Научила читать и писать по-русски и немного по-английски. И украла десять лет. Это были самые главные десять лет, когда нужно было нас научить жить, выявить в каждом его сильные качества и заложить возможности и интерес для их развития. Чтобы потом каждый из нас мог заниматься с удовольствием своим делом, которое он может делать лучше других. Именно это должно было быть главной задачей школы. И именно этого она не делала. Естественно, никакой благодарности к ней за это я не испытываю.

Учился всегда хорошо, хоть и был самым младшим в классе. Первые лет пять был круглым отличником. Большие люди говорили, что нужно хорошо учиться, чтобы получать хорошие отметки. Получалось, что это было целью. А для этого совсем не обязательно нужно было в чём-то разобраться или чему-то научиться. Можно было просто не опаздывать на уроки, хорошо себя вести, повторять за учителем, не высказывать собственного мнения и быть на хорошем счету. Отличником быть не сложно.

Наверное, стоило бы в ВУЗы принимать только не испорченных школой двоечников и не принимать отличников. По крайней мере в этом есть смысл.

Я всё это делал, а сам жил своей жизнью, но она никого не касалась. Даже если я вдруг, задумавшись, что-то делал не так, за это меня не могли наказать. Физичка, иногда не справляясь с классом, могла сказать: “А если кому-то не интересно, может уходить. Я не держу.” После этого я мог встать и уйти из класса. Потом на её претензии отвечал, что она же сама предложила.
— Тебе что, не интересно то, о чём я говорю?
В ответ на это я говорил, что не интересно. Но, вероятно, самое интересное ещё впереди. Я подожду.

Ни с кем из учителей я не пререкался. Отвечал физичке глядя ей в глаза — так, как смотрят отличники. С правильными интонациями и со взглядом отличника ей можно было говорить любые слова. Важно не что говоришь, а каким тоном и как при этом смотришь.

Я отходил в школу по необходимости. Большие люди говорили, что так надо. Зачем, я не понимал, но им верил. Оказалось, напрасно.

Что в жизни не помогает, то мешает. Потому что отвлекает от того, что может помочь.»